Точное попадание [= Начало ] - Юлия Фирсанова

А невеста… Ну девушка больше всего походила на звезду нашей эстрады Кристю, лишившуюся враз своего гримера-визажиста, парикмахера, имиджмейкера, костюмера и значительной доли личного обаяния, зато приобретшей еще полтора сантиметра к носу. Ни тонкая вуаль на венке, ни тугой корсет, ни длинная юбка не могли скрыть простого факта: Вальтина была кривобокой тощей дурнушкой, может быть, доброй и милой, но глупенькой дурнушкой. Именно разум зачастую дарует неповторимое очарование, казалось бы, самым неприятным чертам, озаряет лицо светом истинной красоты и обаянием. Но бедняжка Валя была лишена всего этого. Она слепо, как коровка за пастушком следовала за Амриком, запрокинув голову к его лицу, и блаженно-глупая улыбка ее казалось просто жалкой.

С каждой секундой подозрения Фелика представлялись мне все более и более обоснованными. Нет, дурочка Вальтина не стала бы зачаровывать Амрика, но кто-то другой… Я бросила взгляд на пыжащегося бургомистра и его свору. Все как один — обаяшки. Если не сам папаша, то искусный доброжелатель, которому намекнули на желательный исход дела — вполне, вполне. Однако, подозрения на весы правосудия не положишь. Слепая радость Амрика вполне могла оказаться глупой шуткой Амура, или кого-то другого типа с отвратительным чувством юмора, который в этом мире отвечал за стрелы любви. Мне нужны были более веские доказательства для того, чтобы вызвать к жизни магию и вмешаться в жизнь людей.

Я снова взглянула на алтарь Гуинилы, ища подсказки или, быть может, просто желая окунуться в чистое сияние светлой силы. Голубой свет будто учуяв пару влюбленных устремился к ним. Вальтину омыли его потоки, словно вода кристальной свежести, а вот те лучи, что нацелились на Амрика враз потеряли свою чистоту, затвердев острыми копьями грозно-синего, грозового света. Чем ближе подходил ничего не замечающий владетель к алтарю, тем темнее становилось это сияние, над вином, вылитым послушником в выдолбленную на алтаре чашу, начали свиваться похожие на мелкие ураганы столбики мерцающего света. Обряд по сути своей еще не успел начаться, а что-то уже шло не так. И теперь, через темное сияние божественной силы Гуинилы я разглядела нечто вроде пелены, закрывшей Амрика, и совершенно ясно поняла: ни в коем случае нельзя дать начаться помолвке.

— Фелик, ты прав, владетель околдован, — честно признала я.

— Все очень неправильно, — нахмурившись бормотнул чуткий Фаль мне на ухо.

— Что же нам делать? — пылко спросил юноша тоном матроса, готового кинуться на амбразуру.

— Я должна вмешаться и остановить помолвку, постараюсь разбить чары, — просто ответила я.

— Слишком рискованно, — даже не поворачивая головы, я почувствовала, как неодобрительно нахмурился Кейр и напрягся подле меня Лакс. — Подожди!

— Не могу, некогда, — резко качнула я головой. — Я вижу, магия обряда, призванного благословить истинную любовь, может обратиться против Амрика. Сила вокруг алтаря уже бурлит в негодовании. Я постараюсь сделать все так можно скорее, скрыться и скрыть вас до того, как нас решать расспросить поподробнее. Ты же Фелик все отрицай, можешь чего-нибудь соврать насчет того, что знать меня не знаешь, ведать не ведаешь, каким образом я вообще в твоей ложе оказалась.

Я вскочила с мягких подушек, отдернула прозрачную занавесь ложи, и вдохновенно завопила, призвав мысленно пару рун, начертанных прямо в воздухе для того, чтобы меня слышали все, к кому буду обращаться и не столько слышали, сколько слушали:

— Стойте! Неужто слепы ваши глаза!? Владетель Амрик околдован! Помолвка не должна состоятся, ибо страшен будет гнев оскорбленной Гуинилы, и немилость разгневанной богини падет на Мидан! Заклятьем своим сниму я пелену с души и разума владетеля! Ансуз! Ингус! Феху! — руны снятия оков вырвались изо рта моего золотым пламенем и рванулись к мужчине, омыли его в потоке сияние лишь чуть менее слабого, чем то, каким пылал алтарь богини, и исчезли.

Амрик, притормозивший на время магевских воплей шествие к алтарю и взиравший на меня недовольно, как на досадную пустую помеху, моргнул, будто проснулся посреди кошмарного сна. Мужчина, перестал изображать из себя спящего красавца, резко вырвал свою руку из руки Вальтины и с такой паникой уставился на нее, что даже дураку стало ясно — игра окончена!

— Он свободен! — снова вдохновенно завопила я и тут же исчезла, окружив себя и свою компанию привычным кольцом скрытной руны Дагаз.

— Спасибо, спасибо, магева Оса! — зарыдал от радости Фелик.

А что началось в толпе! Даже торопливо пробираясь к выходу с площади я слышала как кричит, беснуется народ, мечутся стражники, пытаясь контролировать брожения в массах, бургомистр стал багрово-красным и раздулся, словно экзотическая жаба из тропиков, его жена напротив сидела сцепив руки бледная, как мел и неподвижная, как статуя. Вальтина пошла бело-красными пятнами (вот проклятая наследственность) и голосила, как на похоронах, владетель же Амрик, перекрывая весь гам, глубоким баритоном скликал личную гвардию и пытался сходу выяснить, кто ответственен за то, что он сегодня едва не оказался, цитирую "женатым на уродке ослом". Растерянные служители Гуинилы старательно пытались допеть гимн, а алтарь в центре всего этого дурдома снова светился насмешливо-мирной голубизной. Богине брачных уз не было дела до народных волнений.

— Да уж, Оса, лучше б ты устроила пожар, — прикрывая наш отход по всем правилам партизан, признал Кейр, поигрывая обнаженными клинками.

— Как-нибудь в другой раз, только попроси, — на бегу отозвалась я.

— Теперь нам и из Мидана убираться надо, — радостно ухмыльнулся Лакс, сворачивая с широкой улицы на ту, что поменьше. Вора весь переполох донельзя забавлял. Похоже, ему пришлась по сердцу такая развеселая жизнь, а Фалю вообще было все равно куда мы отправимся, только бы за компанию и только бы в том, другом месте, нашлось чего-нибудь вкусное.

— Оса! Магева Оса! Где вы? Подождите меня! — рванулся нам в спины взволнованный вопль Герга, несущегося на весьма хорошей крейсерской скорости. Да уж, бегун из поэта вышел куда лучший, чем наездник. Полагаю, он вконец загонял бедного Кайсира Дерга, перед тем, как примкнул к нашему отряду. А на лошади сочинитель не умел ездить только потому, что с такими ногами на фиг лошадь, любую обгонит.

Мы приостановились в проулке, Герг Птица, завернувший с громким топотом и хлопками болтающегося на поясе кинжала по бедрам, туда же растерянно остановился и принялся озираться по сторонам. Я расширила круг Дагаз, захватывая поэта. Птица моментально увидел нас и просиял довольной улыбкой:

— Догнал! Площадь как котел кипит! Ну и представление вы нынче устроили, почтенная магева Оса, весь Мидан век не забудет!

— А уж его бургомистр со стражей и подавно, — прибавил Кейр с безнадежным смешком.

— Ты чего за нами бежал-то, чудик? — спросил Лакс.

— Так потому и бежал, да уж думал, что неправильно сообразил, куда вы рванули, — пылко заговорил Герг, пытаясь отдышаться. — Вам же из Мидана споро уходить надо, владетель Амрик, может и благодарен за избавление, а вот бургомистр такого зятя потерял, вне себя от горя. Я же город неплохо знаю, и до "Резвых рыб" окольную дорогу и за ворота к балаганщикам. Они-то вас всегда скроют от чужих глаз.